У жоден попередній День Незалежності не говорили стільки про Росію
Я понимаю: война, гумконвой, "Крымнаш", "русская (почему-то) весна", списки погибших - военных и гражданских, - о чем еще говорить-то? И президент, который свою праздничную и как бы поздравительную речь венчает зловещим "нам с этим жить", имея в виду постоянную военную угрозу со стороны России. И френды на ленте, которые опять и снова предъявляют претензии к русским книгам, русской попсе, "калькам с русского" в правительственных речах и в целом к русскому языку как "языку врага", пишет Екатерина Щеткина на страницах "Деловой столицы".
Да, сумасшествие бывает заразно. И это снова повод поговорить о России.
Они, кстати, тоже постоянно говорят о нас. Особенно сегодня, но и по будням тоже. Их очень тревожит сам факт нашего существования. Они как могут стараются оставаться с нами - тратят на это терабайты и мегаватты, да и дензнаки льются рекой. За это единство они готовы отдать последнюю горбушку камамбера (у кого он есть) и последнее крылышко Буша (у кого камамбера нет). Они стараются убедить себя в том, что они - это мы. "Наследники Руси" и защитники "киевского наследия". Они даже нашу национальную весну объявили "русской". Хотя в России-то все с точностью до наоборот - первые серьезные заморозки после очередной недолгой оттепели.
Но с ними-то все понятно - лучше пускай реципиент думает об Украине, чем о России, и ужасается распятым мальчикам, а не росту цен на продукты питания. Но у нас-то почему Россия не сходит с уст, с новостных лент, с аккаунтов соцсетей? Все вокруг наводнено Россией. Она не только в Крыму и на Донбассе. Она в Киеве, во Львове, в Одессе, в городах и селах. Она в головах.
Мы еще никогда так много о ней не говорили. И не думали. И не писали. Может, в этом вся проблема? Может, это такая магия слова - чем больше мы о ней говорим и думаем, тем глубже нас в нее затягивает? Может, это и есть настоящая оккупация?
А может, наоборот. Мы двадцать три года мало говорили о России. Это было почти маргинально - противопоставлять Украину России. Ведь это значило разрывать "единство". Ставить под сомнение нашу "общую идентичность". Нашу "историческую тождественность". Россия так и оставалась не до конца вербализированной, проговоренной, не измеренной аршином - и оттого бессознательной. Как детская травма. Иррациональный предмет веры.
Но клин вышибается клином. Прямая военная агрессия - не нами придуманная, не нами спровоцированная - оказалась для нас таким ударом, который заставил нас осознать Россию как нечто отдельное и чужое. Говорить о ней стало естественно - ведь она так очевидно мешает нам жить. Но как-то так получается, что когда мы говорим о себе - мы все равно почему-то начинаем говорить о России.
Нет, не потому что мы таки едины, что мы "один народ" или даже просто срослись, как сиамские близнецы. Это потому, что мы избавляемся от нее. Мы выговариваем ее прочь. Попутно мы ее искажаем, демонизируем, вкладывая в нее все то советское и постсоветское, что мешало нам жить до сих пор. Мы приписываем ей массу грехов, в том числе - и собственных, но так тому и быть - нам нужно очиститься. Мы рискуем потерять в этом горячечном освобождении что-то ценное - но мы готовы, лишь бы освобождение состоялось.
Мы в сжатые сроки одолеваем путь, который за двадцать три года прошли едва до половины. Теперь приходится бежать бегом - иначе все, что уже сделано, может оказаться бессмысленным, нас затянет обратно - неважно, сделает это российское оружие или собственные грехи да немощи. Нам нужно отделиться. Стать независимыми. Но для начала - четко понять, от кого и от чего. Нам надо договориться о том, что означает "быть Украиной". Нам давно следовало это сделать, но до сих пор у нас не было отправной точки. Теперь она появилась: "не быть Россией". Или, скорее, "перестать быть Россией". В конце концов, это не мы настояли на том, что Россия - "наследница Русской империи и СССР". Поэтому выход из империи, к которому мы, наконец, рванули на 23-м году формальной независимости, оказался для нас именно "выходом из России". В границах которой нас нет - как нам неустанно напоминают тамошние кликуши от депутатов до рабочих. А значит, выход из этих границ для Украины - вопрос существования. Жизни и смерти.
Интересно, что президент Порошенко в своей поздравительной речи ни разу не произнес этого слова - "Россия". И это самый главный упрек его речи. Аморфная "просто независимость" с одной стороны, закончилась. С другой, - еще и не думала начинаться. Сегодня "независимость Украины" приобретает смысл и форму в связи и в противовес намерениям России восстановить (или, скорее, сохранить) СССР. В этом смысле попытка избегать называть своего визави, конкретизировать его - означает неготовность окончательно отделиться, противостоять по-настоящему, бескомпромиссно.
Поэтому давайте сегодня говорить и думать о России. Сосредоточено, честно, скрупулезно и смело. Возможно, это окажется большим шагом к тому светлому будущему, в котором мы сможем себе позволить о ней забыть.
Катерина Щоткіна
|
